Виктор сухоруков личная жизнь голубой. С кем спят звездные геи России? В кулинарии вы тоже мастак

Чаще всего этому актеру достаются роли отрицательных персонажей. Киллеры, злодеи. Для своих поклонников он остается забавным и преданным братом из фильма «Брат-2». В жизни же он не похож ни на кого из своих героев: он очень открытый и обаятельный. Сегодня Виктор рассказывает читательницам «Клео» о своих простых радостях.

«У меня есть любимая женщина»

Какую роль занимают в Вашей жизни женщины?
Если Вас интересует, есть ли у меня любимая женщина? Есть! А может быть, и не одна. В том, что я уверовал, что я талантлив, — виноваты именно женщины. Это они меня хвалили, поддерживали . Другое дело, что как таковой жены у меня не было. И детей нет. Отсутствие семьи, можно сказать, мое жертвоприношение. Семидесятилетний человек, рожая ребенка, поступает неправильно. Все нужно делать вовремя.

Блиц-опрос «Клео»:
— Дружите ли вы с Интернетом?
— Нет.

— Что для Вас непозволительная роскошь?
— Не знаю.

— C кем из животных себя ассоциируете?
— С котом. Еще мне кажется, что я из воды.

— У Вас было прозвище в детстве?
— Да. И не одно. Какие — не скажу.

— Что Вас заводит?
— Работа. Востребованность. А если глагол «заводит» в смысле раздражает, то нечестность и пьянство.

— Вы сова или жаворонок?
— Сова.

А как Вы относитесь к одиночеству?
У нас люди любят искать ответ на вопрос: почему он один, почему не женат. А не лучше ли разобраться, почему те, кто прожили в браке 30 лет, вдруг расстаются? Мужчина влюбляется в молоденькую девочку, бросает жену, которая его спасала, выручала, любила, кормила. Это как? Значит, это допустимо? Давайте об этом размышлять!

Я мог бы слукавить, что у меня есть дети, жена… А я не вру. Потому что одиночество меня не мучит, я заполнен другими вещами.

Знаю, что Вы пишите стихи… Они рождаются от радости или от грусти?
Нельзя сказать, что это стихи, это мои настроения. Когда я вернулся из Петербурга в Москву… Почему вернулся? Потому что в Москве я родился, учился, а в Ленинград меня закинула судьба по творческой необходимости. Так вот, вернулся я в Москву, и однажды, гуляя, вдруг, как выдох! Сочинил…

Но под словом «тоска» я подразумеваю не проклятие, не ненависть… Просто не сгодился я там! И тоска моя в свое время требовала водки, потом затворничества. Она же и выкинула меня с территории Северной Пальмиры.

«Все еще кричат "Как дела, брат?"»

Ваш путь к успеху и славе был тяжелым. Сегодня Вы не стыдитесь оглядываться назад, в прошлое, когда Вам приходилось работать грузчиком, хлеборезом, посудомойщиком и даже собирать бутылки…
Не боюсь оглядываться. Там уроки, там опыт, там ошибки. Всё это нужно оживлять в памяти, чтобы впереди была более гладкая дорога.

Когда все плохое в Вашей жизни закончилось?
Новая жизнь, можно сказать, началась в 1989 году. Юрий Мамин пригласил меня в картину «Бакенбарды». Кстати, из-за своей прямой обязанности играть я был задержан правоохранительными органами. Снимали у Казанского собора. И вот я декламирую там: «Духовной жаждою томим…» И я читаю, читаю, читаю, народ слушает. И вдруг идет милиция. Настоящие милиционеры, не актеры. А я-то знаю, что меня снимают, и не могу закончить. Они меня взяли с двух сторон и ведут, а я все равно читаю. Но самое любопытное, что народ раскололся на два лагеря. Одни кричат: «Правильно, забирайте его в кутузку!», а другие: «Отпустите мужика. Он дело говорит!» Но все равно меня в кутузку забрали! А я не переживал. Думаю, Мамин-то видел, что меня забрали, спасет! И вот вызволяла меня съемочная группа.

— Каков Ваш психологический возраст?
— 35 лет.

— Есть ли у Вас талисман?
— Есть.

— Как Вы снимаете стресс?
— Отдыхаю и думаю.

— Где провели свой последний отпуск?
— Отпуска не было давно. А вообще мне хорошо в огороде.

— Какая мелодия стоит у Вас на мобильном?
— Джаз.

— Ваш любимый афоризм?
— Утро вечера мудренее.

Вам дорог этот фильм?
Дорог, конечно, дорог, как и «Брат». В «Бакенбардах» я начал, а в «Брате-2» стал популярным. Сколько лет прошло, а мне до сих пор вслед кричат: «Как дела, брат?» Приятно!

«Душа, совесть, вера остаются бурными»

Виктор Иванович, Вы всегда приветливы, всегда в хорошем настроении. Вы действительно умеете наслаждаться жизнью, или это лицедейство?
Ну, конечно, иногда поигрываю. Это уже профессиональное заболевание. Дурные привычки профессии. (Смеется.)

Я умею радоваться жизни! Понимаете, плоть стареет, а душа, совесть, вера остаются бурными, сильными, не желающими сдаваться.

Любите праздники, например, день рождения?

Виктор Иванович, Ваши коллеги говорят, что Вы душа компании и мастер пародии?
(Смеется.) Это было так давно. Я в то время еще не курил, вина «Гертруда» не пил. И голосок был более звонкий. И были, действительно, не попытки, а озорство. Многие желающие стать актерами в будущем в прошлом пародировали, копировали, я тоже был из таких и пытался безобразничать над личностями других. Но теперь я этим не занимаюсь. Пусть Максим Галкин так на хлеб зарабатывает.

На родине, в Орехово-Зуеве, часто бываете?
Бываю. Часто задаю себе вопрос, почему меня тянет туда. Тянет простота, но не простецкость, поймите правильно! Простота — хорошее слово, но мы его замусолили. Простоты не хватает…

Я охотник… по грибы и ягоды! Все остальное мне чуждо, и я это глубоко не люблю.

Чем увлекаетесь в свободное время? Есть у Вас отдушина? Плавание, казино, рыбалка…
Ничего не угадали! Я охотник… по грибы и ягоды! Все остальное мне чуждо, и я это глубоко не люблю. Просто по гороскопу я Кот. А коты, они всегда что-то ищут.

В своем интервью он рассказал о новом опыте на съемках четвертого сезона сериала "Физрук". Актер сыграл отца персонажа Дмитрия Нагиева. По сюжету, Фома, знакомится с родным отцом - Эрнестом Шиловским, художественным руководителем железногорского драматического театра. Его-то роль и исполнил Виктор Сухоруков.

ПО ТЕМЕ

Артист признался, что никогда раньше не смотрел сериал "Физрук". "Не видел, не знал и ведать не ведал", - сказал Сухоруков в интервью "Медузе". Он пояснил, что просто не любит сериалы – не видит в их персонажах какой-то уникальности и индивидуальности.

Несмотря на то что многих актеров он знает лично, когда вдруг они появляются на экране в том или ином многосерийном фильме, ему становится скучно. "...и я не хочу это видеть", – заявил Сухоруков. Он отметил, что ТНТ – чисто молодежный, развлекательный канал. "Я стал посматривать этот канал. Молодые, красивые, накачанные, ой, боже упаси, татуированные ребята, неглупые… Но юмор все время о каких-то низменных вещах… да не низменных, нормальных сексуальных вещах", – рассказал актер.

По его словам, во многом он понимает своих молодых коллег с ТНТ. "Я ведь тоже до сих пор ведь влюбчивый. И я до сих пор слышу, что во мне что-то шевелится. Я такой же сексуально озабоченный, как и они все. Но у меня и помимо этого находятся какие-то еще желания", – признался Сухоруков.

Виктор Иванович рассказал, что сначала авторы "Физрука" хотели позвать на его роль Джона Малковича или Брюса Уиллиса, однако их работа стоила слишком больших денег. "Я стоил, конечно, намного дешевле, и может быть поэтому согласился. Но для меня деньги ничего в этом случае не значили", – сказал он.

Напомним, Виктор Сухоруков – выпускник ГИТИСа. С 1978 года играет в театрах, с 1990-х – в кино. Популярность артисту принесла роль в культовой картине "Брат" режиссера Алексея Балабанова. Сухоруков сыграл старшего брата главного героя – простого русского парня Данилы Багрова.

Я ДАВНО НЕ ДАВАЛ ИНТЕРВЬЮ, потому что всегда сторонник повода. А если повода нет, то и говорить не о чем.

МНЕ НЕ БЫВАЕТ СТЫДНО ПЕРЕД ДРУГИМИ, только перед собой, и есть у меня только один глобальный стыд - это пьянство. Я очень сильно пил. Но тогда стыда не было, а сегодня мне стыдно, потому что я понимаю, что просрал ту часть жизни, растранжирил. В ту пору я был животным - пьяным, сраным, замызганным, никудышным и бесполезным.

КАК Я БРОСИЛ ПИТЬ? Рассказываю. Сижу в своей комнате в Ленинграде и вдруг голос: «Устал?» - «Устал». - «Как жить будем дальше?» - «Не знаю». - «Хочешь начать все сначала?» - «Очень хочу». - «Ну ложись спать». И я лег уже, а голос вдруг говорит: «Но запомни, Сухоруков, лучше не будет, легче не станет. И одиночество будет преследовать тебя даже после того, как ты все начнешь сначала. Готов?» Я говорю: «Готов». И заснул. А когда проснулся, сдал все бутылки, купил килек в томате, вермишели коробку, сахар и начал убирать квартиру - намывать пол и стены.

БОРЬБА С НЕДОСТАТКАМИ ВСЕГДА ИНДИВИДУАЛЬНА. Общее средство может быть только от гриппа.

ЛЕНИНГРАД МЕНЯ ПРИНЯЛ, НО НЕ ПОЛЮБИЛ. А как можно жить без любви? Я там прожил 25 лет, а оказывается, не жил, а ждал, был придавлен одним глаголом прошедшего времени. Ждал каких-то перемен, ждал встреч, ждал любви. Но именно там я состоялся и оттуда вышел Сухоруковым.

Я СЕГОДНЯ ЖИВУ ГОД ЗА ТРИ. Я живу так быстро, что даже торможу свой ход пятками.

ДА, Я ГОВОРЮ СЛОВО «КУШАТЬ», и мне никогда не говорили, что этого делать нельзя. А если скажут, я развернусь и уйду. Я тебя оскорбил, что ли, этим или унизил? Только недалекие люди обращают на такое внимание. Воспитанный же человек просто улыбнется и, может быть, скажет: «Надо же, как звучит интересно».

Я ЧАЙ ИЗ БЛЮДЦА ПЬЮ. Прихожу и наливаю в блюдечко.

Я АПОЛИТИЧЕН. Потому что я не все знаю. Так же, как и вы.

Я НАГОЛО БРЕЮСЬ, ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ ПЛЕШЬ. Меня как Балабанов побрил, так я с тех пор и хожу по кинематографу бритоголовым. Но многие актеры, имея волосы, все равно бреются наголо - ищут харизму. Вот только харизма не в лысине.

В 1990-Х ГОВОРИЛИ: ГОСПОДИ, ОПЯТЬ СУХОРУКОВ! Что они в нем нашли, урод уродом? И если Сухоруков герой, значит, такое время уродливое. Я тогда расстраивался, а сейчас этим горжусь. Если я олицетворяю время, значит, не зря живу.

У МЕНЯ ОГРОМНОЕ КОЛИЧЕСТВО ПРИЗОВ, я даже мебель специально заказал, чтобы эти призы стояли на виду. Я смахиваю с них пыль, всем показываю. Потому что каждая премия, каждая дощечка и каждая игрушечка - это результат моего деяния, признание моей сущности. А что тут смеяться? Я же смахиваю пыль не с гроба, а с подарков.

Я ЛЮБЛЮ СВОЮ ДАЧУ, СВОЙ ОГОРОД. Я даже в Голландию езжу за семенами каждую весну, потому что там очень хорошие семена.

МНЕ ЧАСТО РОДНЫЕ ГОВОРЯТ: потише, поменьше, успокойся, что ты тратишься. А я так живу. Однажды только был момент любопытный: подумал, буду сидеть спокойно и говорить тихо. И тогда мне показалось, что меня нет. Меня не видят и не слышат, когда я в состоянии покоя.

Я НЕ ГОВОРЮ СЛОВО «ДАЙ», и я не говорю слово «прости».

СТАРОСТЬ НЕИЗБЕЖНА, но я отношусь к ней как к пятому времени года. Это период, когда человек углубляется в воспоминания и уже ничего не может создать, потому что опыта у него больше, чем сил. Это твой последний рубеж. То место, откуда ты уже не вернешься назад, только к смерти.

ЧТО ТАКОЕ КЛАДБИЩЕ? Это такая коммунальная квартира, в которую переселяешься после смерти. Но это не значит, что там будут греметь кастрюли или играть рояль. Про рояль вы совсем обольщаетесь. Рояль - это неплохо. А ломом по голове не хотите?

МЫ ВСЕ ИЗБАЛОВАНЫ молодостью.

КОГДА Я ВИЖУ ЛЮДЕЙ СВОЕГО ВОЗРАСТА, мне кажется, они старее меня. Тяжелее, грузнее. И думаю: неужели я такой же?

НОЧЬ - ЭТО ВРЕМЯ ВОСПОМИНАНИЙ, подведения итогов. Засыпая, вы либо планируете будущее, либо вспоминаете прошлое - но вы не живете. Поэтому, если вам ночью не спится и вас мучают всякие мысли, хочу вам сделать предложение: зажгите себе уютную настольную лампу, начните жить. Когда мне, например, не спится, я включаю лампу, ставлю чайник, ем, пью. Печеньице, может быть, или квашеная капуста, или вареное яйцо, а то и суп, в конце концов. Но дело даже не в том, что именно я ем в этот момент, а в том, что я продолжаю жить.

ЕСТЬ У МЕНЯ ТАКАЯ КАРТИНКА ИЗ ДЕТСТВА. Это было лето, картофельное поле, и вдруг пошел дождь. Отец снял плащ и держал, как зонтик. Мы бежали домой, и я ему все время кричал: «Не беги, я не успеваю!» А дождь собирался в огромные лужи под ногами. Я помню, что я тогда очень устал и злился на папу, хотя был совсем маленький, что он бежал так быстро и такими большими шагами, что мне вместо одного папиного шага надо было сделать четыре. Вообще детская голова не держит сюжетов. У детей остаются только всполохи памяти. Ни романов, ни повестей. Только эскизы и многоточия.

Я НЕ ХОЧУ ЖИТЬ, ЕСЛИ ВСЕ МОЕ ПОКОЛЕНИЕ УМРЕТ, мне здесь делать нечего.

СЛЕЗЫ СВОЙСТВЕННЫ ДАЖЕ ЖИВОТНЫМ. Это признак жизни, признак чувственности, признак восприятия мира. Поэтому плачьте все, пока не помрете. Плачьте и мужчины, и женщины, ведь слезы не признак пола.

ДУРНОЕ НАСТРОЕНИЕ у меня бывает даже в толпе людей под фейерверками в праздничный день.

ЛЮБОЙ РАЗГОВОР, ТЕМ БОЛЕЕ ПУБЛИЧНЫЙ, ДОЛЖЕН БЫТЬ ПОЛЕЗНЫМ. Он может быть удручающим, античеловечным или агрессивным, но от него должна быть польза. Иначе это ****.

МНЕ НРАВИТСЯ СЛОВО «ВДРУГ». Он вышел за дверь - и вдруг...

– Виктор, недавняя премьера Туминаса – ваша третья попытка на сцене Вахтанговского...

– Еще при Михаиле Ульянове – моем кумире – меня пригласил Володя Мирзоев на роль Шута в «Короле Лире» (Лира играл Максим Суханов). Спектакль не прижился – единственный его сезон растворился в вечности. Второй раз меня пригласил Римас Туминас – на спектакль «Ветер шумит в тополях». Компания была суперталантливая – Суханов, Симонов и Сухоруков. Если за «Лира» я когда-то получил премию «Московского комсомольца» «Су-2», то на сей раз на сцене сложился ансамбль «С-3». Но я через месяц сбежал со спектакля.

– Судя по тому что Туминас позвал вас снова, он не обиделся?

– Обижаться я Римасу не дал повода – ушел очень деликатно, потому что струсил. Было тяжело в компании таких мощных актеров. Я чего-то не понимал, задыхался. Почувствовал себя чужим. С Римасом мы учились в ГИТИСе на параллельных курсах. Мы, студенты актерского факультета, играли в отрывках у студентов режиссерского факультета. И Римас, конечно, с нашими девчонками дружил, мои однокурсницы ему приветы передавали, да и сейчас передают. Потом судьба нас раскидала – я уехал в Ленинград к Петру Фоменко, а Римас исчез на бескрайних просторах Литвы.

– Роль Авнера Розенталя, на мой взгляд, ваш актерский и философский прорыв. Вахтанговский театр перестал быть для вас чужим?

– Ваш комплимент я слушаю с какой-то свадебной радостью. С чувством омоложения и обретения. Биография моя богаче стала с приобретением роли Авнера Розенталя – в объятиях Римаса Туминаса (знаю, что прежде он тайком посмотрел «Тартюфа» с моим участием на Малой Бронной). Но и в третий раз на этой сцене мне было нелегко. Коллеги отпускали шутки в мой адрес, мое поведение на площадке некоторым казалось демонстративным – мол, я что-то делаю для режиссера или чтобы понравиться его студентам, которые присутствовали на репетициях. Моя методика работы над ролью подвергалась остракизму. Я на это не реагировал – в этом моя «половозрелость». Была серьезная цель: в конце концов, хватит убегать, трусить. У меня богатый опыт, я закален, свободен, и мне от них ничего не надо! Я не плету интриг, чтобы нащупать тропинку к служебному входу Театра имени Вахтангова! Я самокритичный человек и мучающийся актер – до мазохизма. Анализирую себя, сам себя препарирую. Я – патологоанатом Вити Сухорукова! Но при всей моей любви к вахтанговской школе и уважению к этому театру – штучному, амбициозному, единственному, черт возьми! – чужие там не ходят. Сказать, что вахтанговцы меня не признают, не могу – они мне в этом не признавались. Но чувствую, что я – посторонний. Потом уже слышал, что Римас моего Розенталя готовил для Сергея Маковецкого, но Сергей предпочел роль Эфраима.

– В чем ключ к вашему персонажу – на взгляд Туминаса и по вашему личному ощущению?

– Туминас – конструктор спектакля. Только потом, когда уже каркас сооружен, он начинает «заглядывать в окна, вставлять двери, закупать мебель», то есть лезть во внутреннее содержание героя. Но! Если он видит, что мое ощущение персонажа соответствует его желанию, он даже не спрашивает, что я под него «подкладываю». Я не видел первой, литовской версии спектакля. Прочел инсценировку и многого не понял. Пошел, как грудной ребенок из родильного дома. Но в какой-то момент признался Римасу: «Все понимаю про него, знаю, как играть, но я впервые столкнулся с проблемой: «Вынужден как будто играть самого себя!» Я увидел в этом свою собственную жизнь до и после «пожара».

– Чему научил «пожар» Виктора Сухорукова?

– Когда-то меня выгнали из театра – за мой поганый язык, споры с начальством, игнорирование общественных мероприятий, но главное – за пьянство. Я тунеядствовал, воровал, работал хлеборезом в булочной, посудомойкой в кафетерии – разве это не пожар? Мои однокурсники признавались, что перебегали на другую сторону улицы, увидев, что идет Сухоруков. Я рухнул так, что дна не видать. Кружился, как стрелка магнитная на Северном полюсе, не мог остановиться. Пока не нашел точку опоры – в одиночестве. Вдруг полюбил забвение, поняв, что я не нужен человечеству. И мне был голос: «Хочешь начать все с начала? Ну, ложись спать. Утро вечера мудренее» (моя любимая теперь поговорка). «Но запомни, Сухоруков: лучше не будет, легче не станет. И одиночество твое будет намного объемнее». У меня сейчас третья жизнь. Великая жизнь. Интереснейшая, цветная, яркая и благодарная. Божественная жизнь. Она пришла ко мне очень-очень аккуратно, осторожно, опасливо. И сказала: «Смотри, Сухоруков! Второго раза не будет». Такие же слова мне скажет потом Олег Янковский на премьере картины «Бедный, бедный Павел». И мой Авнер Розенталь, некогда богатый, самонадеянный и жестокий, а ныне все потерявший, полусумасшедший, но научившийся ценить жизнь, выходит к публике, чтобы сказать: «О, люди! Чудаки живут на земле! Мы все с вами – мечтатели. Только не держите камень за пазухой. Зла за шиворотом!» В каждом из нас столько заложено и сокрыто! И скелеты в шкафу есть у каждого из нас. Только все равно мы объединимся под одним названием: «Смерть». И мне было не важно, из литовского местечка мой Авнер или из деревни Гадюкино. Если Витя Сухоруков из Орехово-Зуево Московской губернии, произнося слова, придуманные когда-то давно и далеко писателем Кановичем – о его жизни, проблемах, печалях, радостях, – заливается слезами, значит, это его, Витины мысли.

– Вы пытались проанализировать преимущества и недостатки одиночества?

– Одиночество подразумевает больше времени для самопознания и самосовершенствования, самоочищения. Конечно, одинокость – это плохо. Но поверьте мне, не надо искать за одинокостью порока, беды или мерзости человеческой. Мне говорят: «Давай, найди себе кого-нибудь…» – как будто бы речь идет об огурцах на рынке. Сколько женатых людей, родив троих детей, разводятся! Двадцать лет прожили, терлись друг об друга, как два куска мыла, на запах и на ощупь в темноте могут друг друга угадать – вдруг разбегаются и говорят: «Не сошлись характерами!» Двадцать лет сплошных страданий! Женщину-то найти можно, а любовь – нет. Родить ребенка можно, а вырастить – нет. Если ориентация какая – так и ориентацию можно куда-то пристроить – в клуб или в сад какой. А от одиночества не избавишься...

– Как говорил Чехов, если вы боитесь одиночества – никогда не женитесь...

– ...Ни имени нет у одиночества, ни маршрута, ни цвета – но, конечно, все, что во мне есть хорошего, – плод одиночества. Мадам Васильева из «Оборонсервиса» под домашним арестом год сочиняет стихи и рисует картины, а пять адвокатов хлопочут о том, чтобы ей разрешили выходить на улицу. Так вот и я полжизни под домашним арестом и счастлив, не вижу в этом ничего мучительного. Сколько раз я задавал себе вопрос: меня встречают, кажется, любят, уважают, признаются в этом, радуются встрече… Потом – расходимся, и все, я опять иду своей тропочкой к своей двери – и затихаю. Телефон молчит, в дверь не звонят. Почему? Живу я так. Но мои удачные работы – продукт одинокой жизни. Будь я семейным, многодетным, с тещами, с магазинами – конечно, я столько времени не уделял бы роли. А так – чистить зубы, стелить постель, гладить рубашки, готовить еду – это все работа над ролью. Моя жизнь подчиняется любимому делу.

– А в Театре имени Моссовета, в штате которого вы работаете, вы не чувствуете себя посторонним или одиноким?

– Когда меня пригласили в Театр Моссовета, конечно, актеры, сидящие «подковой» вокруг режиссера Еремина, сверкали молниями в мой адрес. Актеры – люди ревнивые, мнительные, может быть, завистливые. Однако в Театре Моссовета меня приняли! Настороженно, с оглядкой – но приняли! Разговаривали аккуратно – но разговаривали. В результате сегодня я считаю, что «Царство отца и сына» – лучший спектакль не только в театре, но и в Москве! Супертеатральное представление, в котором скомпилированы две пьесы Алексея Толстого – «Смерть Иоанна Грозного» и «Царь Федор Иоаннович». На поклонах в зале звучат не просто аплодисменты – публика криком кричит! Мне нравится эта лаконичность в декорациях и костюмах и очень художественное освещение. И коллеги ко мне тепло относятся. Если я в Вахтанговском театре иду по сцене и будто прилипаю к ней, то на моссоветовской площадке я порхаю, для меня эта сцена – пружинистая.

– На этой «пружинистой» сцене вы репетируете сейчас третью роль. Чем интересна сегодня «Римская комедия» Зорина пятидесятилетней давности?

– Это сатирическая комедия о власти, о людях, которые перекрашиваются под эту власть, и о борцах против власти. Я играю императора Домициана – власть, которую я как исполнитель роли буду показывать не плохой, а объяснимой («Я это делаю не потому, что я дурак или деспот, а потому, что существует некая государственная необходимость»). А оппозиционер мой – Георгий Тараторкин. Мой герой сначала наказывает поэта, потом попадает в сложнейшую жизненную ситуацию, и поэт спасает его от смерти. Но как только времена меняются, он опять гнобит своего спасителя! В свое время этот спектакль шел на сцене Театра Вахтангова, там играли Ульянов и Плотников. И в БДТ он шел – главные роли играли Лебедев и Юрский. И оба спектакля власти прикрыли.

– А в каком коллективе – в театре или в кино – вам комфортнее всего работалось?

– В кино не бывает коллектива. Даже если людям кажется, что получилась команда и они там влюбляются, даже женятся, – все равно это вокзал. Для меня театр – это дом, а кино – дача. Дачу можно иметь или не иметь, а дом должен быть всегда. Хотя я предпочитаю приходить в театр на роль, на взлет, на какое-то сияние, на всплеск, на свист. А не как «солдат своего театра». Открою секрет: первые несколько месяцев я репетировал в Театре Вахтангова бесплатно – только затем, чтобы оставить за собой «приоткрытую дверь». И так всегда. А самым комфортным проектом были «Игроки» по Гоголю у Олега Меньшикова. Я 11 лет там прожил – именно прожил. Олег пригласил меня на роль Глова и Замухрышкина и вывез нас, актеров, в Крым. Мы жили на частных квартирах в Симеизе, работали над «Игроками» в горах, на полянках, у источников – сложилась прекрасная компания. Спектакль имел огромный успех, мы с ним поездили по многим городам и странам. Но как только Олег Евгеньевич стал лидером государственного театра, он «изменился в лице». И я ушел из этого проекта.

– Вы прославились благодаря арт-хаусному кино. В экспериментальный театр не зовут?

– Вчера мне звонил Иван Вырыпаев и пригласил в театр «Практика», что-то они там затевают. Но это единичный случай, неожиданный для меня. Меня приглашают часто, но все – театры «солидные».

– Каков сегодня ваш киностиль?

– У меня сейчас сезон Прошкиных. Я утвержден на роль у Александра Прошкина – по сценарию Арабова под названием «Клавдия». А тем временем снимаюсь у Андрея Прошкина – по сценарию того же Арабова под названием «Орлеан», играю роль экзекутора. Черная комедия, арт-хаус. История мистическая: парень с девушкой совершают нехороший поступок, к ним приходит человек (это я) и предупреждает, что они будут наказаны. И они решают его уничтожить. Великолепная актерская компания – Хаев, Лядова, юный Паша Табаков. Кроме того, в студии «Вертикаль» под патронатом Сергея Говорухина вышли два детских фильма с моим участием – «Дневник мамы первоклассника» и «Темная комната», где я играю небольшие, но интересные роли – директора школы и ученого Герценштубе.

– Вы актер отрицательного обаяния. Увидев вас, например, в фильме «Про уродов и людей», просто невозможно поверить, что в другом материале вы окажетесь добрым волшебником...

– В фильме «Брат-2», в сцене в Историческом музее, когда я гляжу на пулемет, а Сергей Бодров меня спрашивает: «Поедешь со мной в Америку?», режиссер попросил меня улыбнуться. Но, увидев мою улыбку, Балабанов аж руками замахал: «Не надо, не надо!»

– Так как получается, что актер отрицательного обаяния пользуется таким успехом у публики?

– Потому что я – умный придурок. И у нас это любят. Мне кажется, само слово «придурок» имеет не только какую-то патологическую окраску. Я – отрицательный, но – не злой… А может, и наоборот, как шутил Петр Наумович Фоменко, «я человек не злопамятный. Просто злой. И память у меня хорошая».

Виктор Сухоруков за 10 лет в кино успел сыграть “бедного, бедного” императора Павла, тюремного Ленина и рокового господина из “Уродов и людей”. Но страна все равно знает и ценит его как старшего брата Данилы-киллера. Или как имбецила Амбала из “Антикиллера”. “Хватит отморозков и криминала!” - решил Сухоруков. И… тут же сыграл Берия в телефильме “Желанная” на REN TV.

- Виктор, чего вы все время таких чудовищ-то играете?

Актер не выбирает. Главное, возникают чудеса в актерской профессии или не возникают. Я считаю, что приглашение на роль Берия - одно из таких чудес. Неординарная личность, сложная, непредсказуемая, таинственная. Для актера это как хлеб с маслом. И вот режиссер Юрий Кузьменко звонит и говорит: “Сыграй наркома, будем косить под Берия”. Я поставил только одно условие - озвучивать меня должен грузин. И роль, по-моему, получилась яркая, гротескная, какая-то бесовская. Вы только представьте себе политического деятеля в колготках артиста балета, танцующего адажио из “Лебединого озера”. Это же из ряда вон, и меня здорово подкупило.

А правда, что, вжившись в образ Берия, вы так натурально “совращали” свою юную партнершу, что вогнали в краску всю съемочную группу?

В сцене встречи-соблазнения был момент, когда я ее заваливаю уже на постель. По идее, должна была прозвучать команда “Стоп!” А Кузьменко молчит. Что делать? И я, руководствуясь своими ощущениями, продолжил импровизировать. Молодая героиня чуть в обморок там не упала, чуть не отключилась. А что я делал?

- Господи, неужто то самое?

Одно могу сказать - колготки я на ней грыз.

Берия далеко не первый исторический деятель в вашей карьере. Вы сыграли аж трех Лениных - одного в “Комедии строгого режима”, двух в литовском фильме “Все эти Ленины”. Сыграли Павла I и его убийцу Паллена. Нет ли перебора?

Вдогонку - на днях еду в Питер на переговоры по поводу роли Жданова. Сейчас мне звонили ассистенты с “Мосфильма” от режиссера Кары, предлагают роль Риббентропа. Когда мне говорят, мол, это же фигуры страшные, жуткие, чудовища… Я отвечаю: хотите Гитлера - сыграю, Чикатило - пожалуйста. Я как человек многих своих персонажей презираю и ненавижу. И я вовсе не вживаюсь в них. Это ненормально.

- Вы различаете для себя работу в большом кино и в сериалах?

Конечно. Я редко и мало снимаюсь в сериалах. Вхожу в одной серии и чуть ли не тут же и заканчиваюсь. В кино больше серьезного, больше ответственного, больше искусства, чем в телесериале. Но я счастлив, что телевидение сегодня дышит мылом, пряником и цементом сериальной продукции, потому что там открываются наши российские артисты.

- Не столько пряником, сколько кровью…

Это уйдет. Вот попомните мои слова. Уже сейчас крови стало намного меньше, и патроны кончаются. Женщины уже красят губки.

- Поэтому после второго “Антикиллера” вы зареклись играть бандитов?

Просто почувствовал, что пора завязывать с криминальным жанром. Не потому, что им наигрался, просто я им уже владею. Я управляю такими типами, как убийцы, киллеры, бандиты, отморозки. Но я и тут присмотрел для себя лазеечку. Если предложат сыграть убийцу с кровью на губах, такого персонажа, которого я не делал никогда, возьмусь. Но чтобы его история кончалась возмездием, карой, роком. Как в “Крестном отце” - вокруг главного героя со всем его богатством, только один пес и бегает.

Виктор, ваша семья - это сестра и племянник. Почему так? Это вызывает слухи, в том числе и о вашей нетрадиционной секс-ориентации.

Гражданских браков у меня было много. Я очень влюбчивый. От этого и страдаю. Да, семейная тема у меня не очень красочная... Правильно ли, что у меня нет штампа в паспорте? Наверное, нет. Но я не думаю, что это какое-то нарушение природы. В последнее время я задумываюсь, не висит ли над нами, Сухоруковыми, какой-то рок одиночества.

Говорят, что с “городошником” Юрием Стояновым вы большие друзья, еще с ГИТИСа. И что, ваша слава началась с рубрики “Приколы нашего городка” в начале 90-х?

Юра мой однокурсник, товарищ и друг, очень часто помогал и выручал меня. Еще в Питере, когда соседи-алкоголики обокрали мою квартиру, Стоянов одел-обул меня. Дал свою одежду - он был тогда, конечно, намного худее. И его пальто, его свитер я храню до сих пор. А что касается “Приколов” - Стоянов с Олейниковым позвали меня в свою программу в критический момент моей жизни. Дали мне возможность и поиграть, и заработать денег. Я тогда был, можно сказать, безработный, нищий. Но говорить о том, что “Приколы” сделали меня популярным, - все-таки натяжка.

- А теперь вас не приглашают в телеведущие?

Мне огромное количество раз предлагали быть телеведущим и даже автором телепрограмм. В шоу приглашают. Но сегодня я стал разборчивее, скупее стал в желаньях, потому что просто дрыгать ногами-руками-языком мне неинтересно. Ну вот, “Большая стирка”. Зачем они меня зовут? Там и без меня стирального порошка полно! Обслуживать мне этого Малахова! Это же неприлично, всю страну превращать в клоунаду!

- Ну а есть все-таки телешоу, куда вы ходите?

На “Принцип домино” два раза ходил. У Андрея Максимова в “Ночном полете” был. А вот в “Школу злословия” не пойду, не люблю Толстую. К Дуне Смирновой у меня нормальное отношение, а Толстая - хамка. Думает, что она умнее всех. Пусть думает. Но этого нельзя демонстрировать, тем более писателю.

- Чем вы сейчас живете?

Я всегда чувствовал себя москвичом. В Питере, куда уехал в 26 лет за Петром Фоменко, все это время ощущал себя как в командировке. И вот наконец с апреля я москвич. Дачу купил себе и сестре под Орехово-Зуевом. Но самое главное - большой спектакль по произведениям Ивана Шмелева “Человек из ресторана”. Я играю главную роль - официанта Скороходова, в немом фильме его когда-то сыграл Михаил Чехов. Надеюсь, что в конце января у нас будет премьера. Мне там есть где разгуляться и порадовать своих зрителей.

- На моих глазах вы раздали кучу автографов. Каково быть звездой?

Некоторые коллеги говорят: “Сухорукову пруха”. Какая пруха, когда меня снимать начали в 40 лет! Но я не хочу об этом говорить, потому что опять меня, Сухорукова, будут обвинять, что я юродствую и изображаю из себя бабочку на сундучке. А популярность мне не мешает. Ни разу не было похлопываний по плечу. Говорят хорошие слова, просят автограф, иногда приглашают вместе выпить. И представители криминала ко мне очень хорошо относятся. Я - счастливый человек, удачливый, полезный, востребованный. Удача со мной. С большой буквы, в красивых одеждах. Судьба меня побалует - долго ли, коротко ли, не знаю. Но сегодня у меня есть самое главное в жизни творческого человека - выбор.